Так, дорогой, давай без дрожащих рук. Спокойно раскрываем удостоверение и тут же захлопываем, при этом кивая лейтенанту, и снова с наигранным стоном под сочувствующим взглядом чекиста покидаем здание.

Спасибо тебе, Господи, если Ты есть! Надеюсь, всё же есть и Ты там сверху меня прикрываешь. Блин, весь мокрый как мышь. На улице уже порядком стемнело, и я с удовольствием подставил лицо прохладному ветерку, гулявшему по площади Дзержинского. Мимо прозвенел почти пустой трамвай «А», сразу навеяв ассоциации с булгаковским: «Аннушка масло уже купила, причём не только купила, но и пролила». Цитату одной из своих любимых книг я помнил наизусть.

Отойдя за угол Владимирских ворот, наконец стянул с физиономии попахивающую потом портянку и отшвырнул её в сторону. Нет урны, и искать неохота. Намусорил, но в сумерках свидетелей вроде не видно.

Всё, я на воле! Ну и что делать дальше? Куда идти? Так, давай-ка, дружок, продумаем модель поведения. Форма чекиста слишком приметна, от неё придётся избавиться. К новой одежде не мешало бы обзавестись и новыми документами. Наверняка на какой-нибудь малине имеется мастер подделки документов. Только вот где найти эту малину? И не в форме же туда переться. И опять же, чем расплачиваться? Что за деньги сейчас в ходу и где их взять – тоже первоочередной вопрос.

Пока же нужно просто где-то провести ночь. Найти заброшенный дом? В принципе не такая уж сложная задача, наверняка какие-то дома готовятся под снос, Москва же, как-никак, строится.

– Товарищ милиционер!

Я даже вздрогнул, когда у меня где-то в районе пупка прозвучал этот исполненный страдания крик. Редкозубая старушка с волосатой бородавкой над верхней губой в каком-то непонятного фасона одеянии уцепилась за портупею, и я аккуратно убрал её скрюченные артритом пальцы с кожаного ремня.

– Что случилось, мамаша?

– Дык как же, я ж писала уже заявление на квартиранта, паразита этакого, вечно пьяный придёт и куролесит. Обещали разобраться, а никто не пришёл. А чичас опять заявился с фабрики в стельку, чуть меня не прибил. Вы уж найдите на него управу, Христом Богом молю!

Однако… Не успел на свободу выйти, как тут же обязан кому-то помогать. А бабульку жалко, вон как смотрит, будто побитая собачонка. Что ж там за квартирант у неё такой? Не иначе, какая-нибудь лимита с Рязани.

– А далеко идти-то?

– Дык рядом туточки, на Мясницкой… Тьфу, на Кирова, её ж переименовали два года назад.

– Ну пойдёмте, посмотрим на вашего квартиранта.

– Ой, ну спасибо тебе, сынок, заступник ты мой!

Наверное, со стороны я смотрюсь достаточно грозно, вон как шпана порскнула из подворотни при нашем появлении. Ещё бы, НКВД – это вам не хрен собачий.

– А что хоть за квартирант? – поинтересовался я у старушки, пока мы шли к её жилищу.

– Дык Васька Яхонтов, паразит, об том годе с Харькова приехал на заработки, на чаеразвесочную фабрику устроился. За пятьдесят рублёв сдаю ему комнату. Редкий раз тверёзым придёт.

– А чего ж, общежития фабрика не имеет?

– Откуда?!

– Не родственник он вам?

– К чертям такого родственника! Приютила на свою голову…

– А сдаёте по закону, имеется договор найма жилых помещений?

Тут вот глазки у старушки и забегали. Угу, понятно, в обход закона купоны стрижёт. И я ведь угадал с вопросом, подозревал, что во все времена в СССР и позже в России ответственный квартиросъёмщик обязан заключать с подселенцем соответствующий договор. Тут же, похоже, чёрный нал, проговорилась старушка на свою голову. С другой стороны, ей повезло, что попался липовый милиционер, но всё равно пока все карты раскрывать не будем.

– Нехорошо… Как вас по имени-отчеству?

– Клавдия Васильевна я, Старовойтова.

– Нехорошо, Клавдия Васильевна, обманывать государство. Оно о вас всячески печётся, а вы вон от него доходы утаиваете. Ладно, на первый раз простим, но чтобы завтра же пошли и заключили договор.

– Дык ведь с Васькой надо идти в жилконтору, а он рано утром на фабрику убежит.

– Ничего, мы ему сейчас лекцию прочитаем – пойдёт как миленький. А на фабрике объяснится, справку выпишут в жилконторе.

– А может, заарестуете?

– Может, и заарестуем, если слова не подействуют. Ну, где ваш дом-то?

– Дык вон уж, – в очередной раз «дыкнула» старушка, – почитай пришли.

Обитала бабушка в подвальном помещении с окнами на уровне мостовой. Два окна – две комнаты, с удобствами во дворе. В окнах свет не горел, наверное, спит уже постоялец.

Оказалось, нет, где-то колобродит, и дверь в квартиру нараспашку, хорошо, чужой кто не влез. Хозяйка запричитала, заохала, мол, зря товарищ милиционер шёл, теперь неизвестно, сколько ждать, пока этот бандит вернётся.

– Что ж, посидим, торопиться нам некуда, всё равно на ночном патрулировании, – приврал я, располагаясь на колченогом табурете у стола и закидывая ногу на ногу.

– А может, картошечки на конопляном маслице пожарить, а? Это я мигом, на керогазе-то.

– А что ж, не откажусь.

– И наливочки, не побрезгуете?

Бабуля извлекла из какой-то схронки початую бутылку с жидкостью тёмно-вишневого цвета, заткнутую бумажной пробкой. Откупорив её, я понюхал содержимое и удовлетворённо кивнул: мол, сгодится.

– Только немного, а то я на дежурстве.

– Дык сами и наливайте, товарищ милиционер, сколько требуется. Наливайте, а я вот уже картошечку почищу и поставлю готовиться.

Минут через двадцать передо мной на столе стояла небольших размеров сковорода, наполненная жаренной на постном масле картошкой. А рядом – краюха ноздреватого хлеба. Ну и стопка с наливочкой для аперитива. Ух, давненько я так не сиживал!

– А сами-то что?

– Я ужо потрапезничала, вы кушайте, кушайте… Чичас, глядишь, и этот злыдень заявится. Вы уж спуску-то ему не давайте, пригрозите каторгой.

– Нет у нас в Советском государстве каторги, Клавдия Васильевна.

– А чиво ж есть-то?

– Ну, тюрьма, лагеря, этого хватает…

– Ну вот лагерем и пригрозите, может, за ум возьмётся… Молочка али чайку? Этот-то обормот пришёл тут как-то пьяный, сунул мне коробку чаю, я её и спрятала. Мало ли, когда ещё пригодится.

– Приворовывает, значит, ваш постоялец?

– Э-э, того не ведаю, может, и купил, – заюлила старушка.

– Ладно, давайте чаю… и немного молока туда плесните.

От стола я отвалился, словно насосавшийся крови комар. Хорошо-то как, и совсем не хочется думать о плохом. Сейчас бы ещё покемарить часик-другой.

Хозяйка, видно, уловила мой осоловелый взгляд и предложила:

– Вы ежели вздремнуть желаете, то можете в той комнате прилечь. А Васька придёт, так сразу его и споймаете.

– Ладно, будем считать, это засада, – согласился я. – Только сапоги скину, а посплю в форме.

– Это уж как хотите, дело хозяйское.

Постель, конечно, не моя кроватка из будущего, но уж всяко лучше нар. Сунув револьвер под подушку, я повернулся на правый бок и тут же отрубился.

Глава 5

Постоялец не появился и утром. Бабушка меня не будила, так что сам я продрал глаза лишь в половине восьмого. Сев на кровати, сладко потянулся, морщась от лучика утреннего солнца, пробивавшегося в полуподвал. Происшедшее накануне казалось мне случившимся словно не со мной.

– Ой, как на Ваську-то похож! Вчера в потёмках и не разглядела толком, а чичас прямо одно лицо! Только побриться – и не отличишь, – замерла в дверном проёме бабуля с видавшим виды полотенцем в руках, взирая на меня с нескрываемым интересом.

– Что, серьёзно похож?

– Вот те хрест! – мелко перекрестилась старушка.

– А есть его фото? – спросил я неспроста, потому как в моей голове зародилась вполне очевидная мыслишка.

– Ежели только он, паршивец, документ дома оставил, – сказала бабка, делая ударение в слове «документ» на второй слог. – Чичас гляну.

Она принялась рыться в тумбочке и спустя несколько секунд извлекла на свет божий удостоверение личности, принадлежащее некоему Василию Матвеевичу Яхонтову, родившемуся в 1908 году в Змиеве Змиевского уезда Харьковской губернии.